Я помню Олечку тихоней, ниже травы, А тут я слышу в телефоне: "Чё, где там вы?" На встречу одногруппников приходит Олечка, В блядских чулках, в юбке зимой, в очках. Такая – "тыры-пыры, алё-малё, Ой-ёй-ёй, всё нормалёк". – Олечка, что с тобой? Вообще как ты? А она уже поддатая: "Фау-фау, у меня всё пиздато". А те, кто был оторвами безбашенными, Теперь стали покорными мамашами... Я помню этих приколисток, поверить сложно, Что кто-то стал из них экономистом дотошным... Немного пьянея, я объявил одной из них, Как я болел ею все пять лет горестных. И вот я дожил, чтоб признаться так запросто, И прямо в том же ей признался, блин, староста. Вот время было, помню, – Таким казался мир огромным, И те, кто стал теперь посторонним, Вспоминается с теплом мне. Вот время было, помню, – Таким казался мир огромным, И те, кто стал теперь посторонним, Вспоминается с теплом мне. У меня был друг – когда прошлого касаются мысли, Во многих эпизодах появляемся мы с ним. Уехал он лет семь назад, Звонил каждый год, передавал привет всем... Ну вы же знаете, как это по межгороду, – Весёлое подбадривание, "приедешь скоро там?", И вот он здесь проездом, какой-то левый чувак, С деловым видом и тоном, мрачный – в общем, чужак, Приличия ради посидели в ресторане, Воспоминания ранние поперебирали... Новых тем не нашлось, ели молчаливо, Собрался в аэропорт гость – ну, счастливо. Как общались мы раньше, что роднило нас? Сотни мелочей пустячных, но всё сдвинулось, Человек регенерируется весь за семь лет, Клеток, из которых состояли мы, совсем нет. Вот время было, помню, – Таким казался мир огромным, И те, кто стал теперь посторонним, Вспоминается с теплом мне. Вот время было, помню, – Таким казался мир огромным, И те, кто стал теперь посторонним, Вспоминается с теплом мне.